Став со временем самым коммерчески успешным регионом Франции, Бордо веками использовал свое портовое преимущество: клереты с XIV века продавались на внешнем рынке. С годами негоциантская игра становилась все более размашистой и рискованной, завершившись в XIX веке созданием знаменитой Классификации 1855 года.

Разделительную черту в ХХ веке подвел не кто иной, как гуру винной критики Роберт Паркер: изгнанный из Бургундии, он триумфально утвердился на берегах Гаронны и... тут же тайно нанял коллегу-критика, чтобы писать о винах галльской глубинки, в которой его объявили persona non grata. Впрочем, бургундцам на его оценки было по большому счету наплевать. Слова «урожай столетия» тут по сей день считают такой же глупостью, как университетские дипломы владельцев шато и свободное владение английским. «2015 год объявлен «урожаем века», а до этого таковым был 2009, еще раньше – 2005, 2003, 2000…, - смеются крестьяне, открывая за ужином по-соседски дюжину старых винтажей, - если так пойдет дальше, то к 2100 году мы получим не меньше 40 «урожаев века».

В 90-х годах и в начале 2000-х, когда мировой ВВП рос колоссальными темпами, в Бордо пришли новые инвесторы. Лопающиеся от денег индустриальные компании, банки, страховые фирмы бросились скупать недвижимость и виноградники – так они стали самой многочисленной категорией владельцев, которым по скромным подсчетам принадлежит треть именитых замков. Они и сегодня задают тут тон, являясь локомотивами винной торговли. Вот почему даже в самых престижных шато перестали говорить о семейных традициях и качестве вин, а любые посиделки за столом сводятся к острожным рассуждениям о деньгах и рассказам о выгодных сделках.

В Бургундии же богатство – понятие относительно новое. Если не упоминать всуе звезду всех аукцинов, Domaine de la Romanеe-Conti, - винодельню, которая получает наибольшую прибыль от своих 25 га виноградников, - важно понять, что до 80-х годов Бургундия переживала скудные и тощие времена. Рискованных вложений тут не было, этот мир оставался замкнутым, очень клановым, домены и виноградники передавались из рук в руки на протяжении нескольких поколений. К продаже престижных виноградников, сколь бы малой площади земель не касалась сделка, бургундцы всегда относились крайне болезненно. Поэтому, когда у них в 90-е появились первые деньги, они бросились расширять свои небольшие наделы. (В Бордо в это время вовсю шел переход больших поместий в руки индустриалистов, и начался процесс переоснащения погребов). Наблюдая, кто с завистью, а кто с беспокойством, за тем как росли цены на вина Бордо (на 107 % на урожаи «первых замков» в 2003 и на 261 % в 2005), - бургундцы силились понять принцип негоциантской игры. Ведь за исключением Domaine de la Romanеe-Conti, Leroy, Armand Rousseau и горсти прочих - цены на вина в Бургундии оставались стабильными. При том, что вин этих было совсем немного, учитывая небольшое производство и три очень скудных урожая подряд  - в 2010, 2011 и 2012 гг.

Однако и в Бургундии случилось маленькое чудо - начиная с чрезвычайно удачного 2005 года спрос резко вырос. Бургундия впервые осмелилась - почувствуйте разницу! - поднять цены на 10 - 25 процентов. И этот успех стал знаковым.

Сегодня негоцианты, которые лет пятнадцать назад с трудом выговаривали наименования сельских аппеласьонов, продают столько же бургундских вин, сколько вин из Бордо. (Последние, достигнув технологического совершенства, так выросли в цене, что перешли в категорию продуктов класса люкс, и... незаметно утратили шарм и душу.) В самой Бургундии также произошла винодельческая революция: вина, по мнению экспертов настолько выровнялись в качестве, что теперь их можно покупать почти вслепую. После американского фильма «Окольные пути» пино нуар вошло в моду, - конечно его немало производят в Орегоне, Калифорнии и даже в Новой Зеландии, но все-таки своего лучшего воплощения оно достигает на кальциевых почвах Кот д’Op.